Поговорим / Стихи

Когда Бог Еву создавая,
Трудился из последних сил,
То Ангел мимо пролетая,
Его сочувственно спросил:

"Скажи мне, умоляю, Боже:
Ты весь измучился, не спишь,
Неужто женский образ сложен? -
Ты день и ночь над ним корпишь!"

В ответ - Бог: "Женские детали
Должны работать, как часы,
Они должны быть крепче стали
И красивей любой красы!

Должны быть годны для замены,
Работать на любой еде,
Ресурс хватал чтоб на 3 смены -
Не знать усталости в труде!

Должна стирать, шить и готовить,
Всё в доме 🏡убирать вокруг,
Детей растить да мужа холить
Всего одна лишь пара рук!"

Коснулся Ангел женской кожи -
И от волненья закричал:
"Ты сотворяешь чудо, Боже -
Нежней я кожи не встречал!"

"Но не страшны ей все напасти!" -
Изрёк Создатель в свой черед,
"Всех за детей порвёт на части,
За мужа львице пасть порвёт!"

Тут Ангел мокроту заметил,
"Она течет!" - он закричал,
"То слёзы" - Бог ему ответил,
"Идут на радость и печаль!

Она тут над собой не властна:
Ей повод дай - и слёзы льёт:
Когда в любви она несчастна,
Когда душа её поёт!"🎶

И Ангел, чувствуя блаженство,
Пред Богом на колени стал:
"Ты - Гений! Ева - Совершенство!
В ней - лучшее, что Ты создал!"

Рёк Бог: "Пусть недостаток будет,
Который ей не изменить -
Навеки Ева позабудет
Свои достоинства ценить!"

С тех пор та Ева верно служит:
Седлает на ходу коней,
Очаг хранит да избы тушит,
И держится весь мир на ней!

Пошли, читатель, притчу эту
Всем женщинам по белу свету,
Чтоб ежедневно, ежечасно
Им помнить, как они прекрасны!

Мужчинам тоже разошли,
Чтоб притчу женскую прочли,
И каждый сразу же поймёт,
Какое чудо с ним живёт!

Вот закончился день, он не вечен,
Вот уже за окном темно.
Я скажу тебе: «Добрый вечер».
Разолью по бокалам вино.
«Как ты думаешь, вечер добрый?»
«Да, по-моему, добрый вполне.

Да и воздух такой бесподобный,
А это приятно вдвойне».
Вот так эти дни проходят
В ожидании тепла и встречи.
Когда двое друг друга находят
Слышно шепотом: «Добрый вечер

На смену безжалостно быстрому лету
Приходит немыслимо долгая осень...
И этот сентябрь, никем не согретый,
Разносит листву желто-красною тростью.

Её собирает в немодную шляпу,
Которая с прошлого века осталась.
И небо, устав над туманами плакать,
Подарит лучей безрассудную малость...

И я соберу этих бликов сиянье
В шкатулку с красивым названием "Сердце".
Достану дождливо-холодною ранью,
Чтоб всем раздавать, помогая согреться.

Мы вспомним с моим сентябрем седовласым,
Одетым в туманы, с улыбкой печальной,
Как было когда-то безветренно, ясно,
И он улыбался от счастья буквально.

И я попрошу повторить это время,
Раскрасить листву, озаряя лучами.
И осень по новой придуманной схеме
Не будет тревожить ранимую память,

А будет дарить безразмерную радость
От той красоты, что вокруг воссияет.
Чтоб дома семья за столом собиралась
Под звуки дождя, что уют рассыпает.

И новых осенних надежд вереницы
Пускай оправдаются миром желанным.
Сентябрь – он смелый, и он не боится
Трудиться над счастьем людей неустанно...

© Copyright: Ирина Самарина-Лабиринт, 2022

Я пришлю тебе осень в обычном почтовом конверте,
Без дождей и туманов, без сырости, горя и слёз.
Я вложу в него щедро осенней листвы разноцветье.
Только ты постарайся принять мой подарок всерьёз.

Улыбнись и подумай: "Какая красивая осень,
Сколько света и красок, как гроздья рябин хороши..."
Отпусти всё плохое, вздохни без обиды и злости,
И приняв неизбежность, почувствуй, как хочется жить,

Наслаждаться покоем, дышать этим воздухом влажным,
Ощущать в листопаде прощания легкую грусть,
Покорившись, понять: увядание вовсе не страшно,
И принять с упоеньем печали рябиновый вкус.

Я пришлю тебе осень в обычном почтовом конверте,
Пару строчек надежды в него постараюсь вложить.
Ты прочтешь их, и сразу поверишь в любовь и бессмертье...
В увядании листьев увидишь желание жить.

МАРИНА ЦВЕТАЕВА.

Хочется легкого, светлого, нежного,
раннего, хрупкого и пустопорожнего,
и безрассудного, и безмятежного,
напрочь забытого и невозможного.

Хочется рухнуть в траву непомятую,
в небо уставить глаза завидущие
и окунуться в цветочные запахи,
и без конца обожать все живущее.

Хочется видеть изгиб и течение
синей реки средь курчавых кустарников,
впитывать кожею солнца свечение,
в воду, как в детстве, сигать без купальников.

Хочется милой наивной мелодии,
воздух глотать, словно ягоды спелые,
чтоб сумасбродно душа колобродила
и чтобы сердце неслось, ошалелое.

Хочется встретиться с тем, что утрачено,
хоть на мгновенье упасть в это дальнее…
Только за все, что промчалось, заплачено,
и остается расплата прощальная.

Опять сентябрь, как тьму времен назад,
и к вечеру мужает юный холод.
Я в таинствах подозреваю сад:
все кажется — там кто-то есть и ходит.

Мне не страшней, а только веселей,
что призраком населена округа.
Я в доброте моих осенних дней
ничьи шаги приму за поступь друга.

Мне некого спросить: а не пора ль
списать в тетрадь — с последнею росою
траву и воздух, в зримую спираль
закрученный неистовой осою.

И вот еще: вниманье чьих очей,
воспринятое некогда луною,
проделало обратный путь лучей
и на земле увиделось со мною?

Любой, чье зренье вобрала луна,
свободен с обожаньем иль укором
иных людей, иные времена
оглядывать своим посмертным взором.

Не потому ль в сиянье и красе
так мучат нас ее пустые камни?
О, знаю я, кто пристальней, чем все,
ее посеребрил двумя зрачками!

Так я сижу, подслушиваю сад,
для вечности в окне оставив щелку.
И Пушкина неотвратимый взгляд
ночь напролет мне припекает щеку.

Еще не осень — так, едва-едва.
Ни опыта еще, ни мастерства.
Она еще разучивает гаммы.
Не вставлены еще вторые рамы,
и тополя бульвара за окном
еще монументальны, как скульптура.
Еще упруга их мускулатура,
но день-другой —
и все пойдет на спад,
проявится осенняя натура,
и, предваряя близкий листопад,
листва зашелестит, как партитура,
и дождь забарабанит невпопад
по клавишам,
и вся клавиатура
пойдет плясать под музыку дождя.
Но стихнет,
и немного погодя,
наклонностей опасных не скрывая,
бегом-бегом
по линии трамвая
помчится лист опавший,
отрывая
тройное сальто,
словно акробат.
И надпись «Осторожно, листопад!»,
неясную тревогу вызывая,
раскачиваться будет,
как набат,
внезапно загудевший на пожаре.
И тут мы впрямь увидим на бульваре
столбы огня.
Там будут листья жечь.
А листья будут падать, будут падать,
и ровный звук,
таящийся в листве,
напомнит о прямом своем родстве
с известною шопеновской сонатой.
И тем не мене,
листья будут жечь.
Но дождик уже реже будет течь,
и листья будут медленней кружиться,
пока бульвар и вовсе обнажится,
и мы за ним увидим в глубине
фонарь у театрального подъезда
на противоположной стороне,
и белый лист афиши на стене,
и профиль музыканта на афише.
И мы особо выделим слова,
где речь идет о нынешнем концерте
фортепианной музыки,
и в центре
стоит - ШОПЕН, СОНАТА № 2.
И словно бы сквозь сон,
едва-едва
коснутся нас начальные аккорды
шопеновского траурного марша
и станут отдаляться,
повторяясь
вдали,
как позывные декабря.
И матовая лампа фонаря
затеплится свечением несмелым
и высветит афишу на стене.
Но тут уже повалит белым-белым,
повалит густо-густо
белым-белым,
но это уже — в полной тишине.

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
— Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.